Гитин Валерий - Всемирная История Без Комплексов И Стереотипов 1
ВАЛЕРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ГИТИН
ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ БЕЗ КОМПЛЕКСОВ И СТЕРЕОТИПОВ
ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ БЕЗ КОМПЛЕКСОВ И СТЕРЕОТИПОВ – 1
Аннотация
До эпатажности нетрадиционная трактовка событий и явлений мира людей, имевших сомнительное счастье существовать в период между цивилизованным прошлым и одичалым настоящим.
Книга не рекомендуется для чтения людям, склонным верить на слово политикам, маршалам, академикам, религиозным функционерам и дворовым кумушкам.
Том 1
Рукописи не горят
(лирикоавантюрное вступление)
Однажды Диоген закричал: «Эй, люди!» Тотчас же сбежалась огромная толпа. Философ замахнулся палкой и сказал: «Я звал людей, а не дерьмо!»
История появления на свет Божий этой книги в очередной раз подтверждает справедливость банальной мысли о том, что всякий случай — это всего лишь звено неразрывной цепи причин и следствий.
Думается, вовсе не случайно именно в тот самый день, когда наследники профессора N деловито осваивали однокомнатную квартирку в неказистом пятиэтажном доме, где этому выдающемуся ученому довелось провести последние десять лет своей нестандартной жизни, именно в тот самый день и в определенную его минуту я вышел во двор с благим намерением опорожнить переполненное мусорное ведро.
Над дворовой свалкой курились клубы сизого дыма. Там, за трансформаторной будкой и шеренгой проржавевших мусорных баков, пылал нехитрый скарб покойного, который его наследники, видимо, сочли бесполезным для себя, а поэтому подлежащим уничтожению.
Наверное, неслучайно я приблизился к кострищу в тот самый момент, когда огонь, поглотив любимое кресло Профессора, жадно лизнул стопку перетянутых бечевкой пухлых тетрадей в коричневых коленкоровых обложках.
Отшвырнув в сторону ведро, я бросился вперед и выхватил из огня уже занявшиеся тетради.
И лишь тогда заметил стоящих неподалеку двух мужчин. Одному из них было едва за двадцать, другому — лет сорок пятьпятьдесят. Крепыши с коротконогими крестьянскими фигурами и квадратными лицами, которых я уже встречал на похоронах профессора N. Зять и внук.
Первый был в свое время комсомольским деятелем, затем оперативно перестроился в директорараспорядителя одного из благотворительных фондов. Второй учился в какойто весьма престижной приватной академии и состоял в неокоммунистической молодежной организации радикального свойства.
— Ээ, — обратился ко мне юный ленинец, — положь на место, слышь!
Сбивая рукавом домашней куртки тлеющий огонь со своего трофея, я не обратил должного внимания на эти слова. Дальнейший текст прозвучал уже совсем рядом:
— Я че, неясно выражаюсь? Положь на место, лох!
Не столько даже лексика, сколько рэповская бесцветная интонация, характерная для пригородной шпаны, мгновенно вернули меня в те реалии бытия, где на дворе желтел осенним золотом 2003 год. Где были бесценные тетради, густо исписанные бисерным почерком профессора N, и где был я, в потертой куртке и домашних штанах, живописно заляпанных морилкой, автор десяти книг, вицепрезидент литературной ассоциации, почетный магистр и так далее, да еще и десантник во времена юности.
— Да я што… я думал — так… макулатурка… — как можно более косноязычно прошелестел я, — зачем добруто пропадать…
— Ну да, все вокруг колхозное, все вокруг мое! — подал голос старший из ликвидаторов.
Я глупо хихикнул и, положив у ног тетради, развел руками.
— Вот что, здесь будет, — кивнул он на архив тестя, — килограмма два, не больше, да и то… Ладно, получи за десять кило и считай, что день прошел не зря. На, — протянул он мне мятую бум